Таня Гроттер и пенсне Ноя - Страница 27

К оглавлению

27

– Нине-е-ель! – умоляюще закричал дядя Герман.

Его супруга в стелющейся стойке рванула к шкафу и дернула дверцу. Две молнии сверкнули одновременно – гарпия и метнувшаяся ей наперерез шпага повелителя вампиров. Директор фирмы «Носки секонд-хенд» зажмурился. Вновь открыв глаза, он с удивлением обнаружил, что все еще пребывает на этом свете. У его ног лежал пепел – все, что осталось от пергамента, и дрожала вонзившаяся в паркет шпага.

– Нинель, ты чуть не овдовела! – хрипло сказал дядя Герман.

– Братик, не переживай так! Если бы гарпия тебя растерзала, я женился бы на твоей жене! Жутко хочется жениться! Хоть на ком-нибудь! Хоть на таксе! – мечтательно заявил Халявий. Длительное отсутствие манекенщиц настраивало его на брутальный лад.

Полтора Километра тревожно заскулила и полезла прятаться.

– Чушь! – сказал дядя Герман деревянным голосом. – Чушь и блажь! Вот сдам тебя в зоомагазин, женись там на ком хочешь!

Он подошел и с усилием выдернул шпагу из паркета. На всякий случай Халявий торопливо нырнул под стол.

– Германчик, я прям не могу, ты такой хищный с этим вертелом! Мне уже расхотелось жениться! – пропищал он оттуда.

* * *

Примерно через полтора часа, которые дядя Герман и Халявий провели за игрой в карты, тетю Нинель потревожил какой-то звук.

– Тшш! Вы ничего не слышали? – с внезапной тревогой спросила она.

– Я всю жизнь слышу голоса. И меня всю жизнь называют психом! Нет, мамуля, не сознаюсь, хоть ты тресни! – плаксиво отозвался Халявий.

– Но я точно что-то слышу… И даже вижу… А-а-а! – Тетя Нинель с ужасом показала на дверь.

В коридор со стороны Пипиной комнаты проливалось серебристое магическое сияние. Халявий, тетя Нинель и потрясающий шпагой дядя Герман ринулись туда. Посреди комнаты их дочери, с недоумением озираясь, стоял высокий подросток в джинсах и куртке, из-под которой выбивалась желтая майка. У его ног лежал рюкзак.

– Здравствуйте! – сказал он приветливо. – Вы Дурневы? Академик сказал, что я окажусь в Таниной комнате… Это она и есть?

Тетя Нинель передернулась.

– Танькина комната? Ишь ты наглая какая, права качает! Нет у нее никакой комнаты! Только лоджия, но даже ее мы вымыли с хлоркой! – заявила она.

Дядя Герман посинел от злости. ТАНЯ! Одно звучание этого ужасного имени выводило председателя В.А.М.П.И.Р. из себя.

– Да кто ты такой? Еще один жених этой наглой Гроттерши? Вначале лопоухий хам с пылесосом, затем англичанин в очочках, который не умеет пить шампанское, и теперь еще этот, в маечке? А ну, марш отсюда, юный уголовник! Топай, топай давай! – взвизгнул дядя Герман, указывая Ваньке на дверь концом шпаги.

Ванька, пожав плечами, наклонился было за рюкзаком, но тетя Нинель, начавшая уже о чем-то догадываться, удержала его.

– Погоди!.. Эй, как там тебя!.. Юноша, мальчик, деточка! Погоди!.. Германчик, наверное, он и есть та самая просьба Сарданапала, о которой писала нам Пипа! – сказала она мужу.

Глава 6
«БУДЬТЕ МОИМ ЩУКОМ!..»

Гуня Гломов встал рано, еще до рассвета. Сейчас, когда за окном едва начинало сереть, идея тащиться на рыбалку не казалась ему такой же удачной, как вчера. Хотелось уткнуться носом в подушку и поймать за шкирку еще парочку сновидений. Тем не менее Гуня взял удочку, ведро и по мраморной лестнице спустился к подъемному мосту.

Вообще-то покидать Тибидохс ночью не полагалось, но это правило зачастую нарушалось. К тому же на одном из драконбольных матчей Гуня подружился с Пельменником. Они даже совместно затевали кое-какие авантюры, например гоняли купидончиков за пивом и сигаретами, которые те проносили в своих почтальонских сумках через Грааль Гардарику.

Циклоп уныло прохаживался по мосту, изредка останавливаясь и почесывая секирой спину. Узрев появившуюся темную фигуру, он оживился и, сурово выпятив грудь, загрохотал:

– Стой! Кто идет! На куски разрублю! Пароль!..

– Под мостом валялся тролль! – пошутил Гуня, появляясь из тени.

Узнав его, Пельменник опустил секиру.

– А, это ты? Не-а, пароль «самая сладкая шейка»! Во! – сказал он с хохотом.

– Опять Поклеп? – спросил Гуня.

– А то кто ж? Не я же! – Единственный глаз Пельменника скользнул по ведру и Гуниной удочке. – На рыбалку? Ловить-то где будешь?

Зная способность циклопа сглаживать что придется, Гломов незаметно постучал удочкой по камням моста и тихо шепнул: «Чур, чур, чур…»

– Да не знаю я еще. Может, у рва посидеть? – сказал он.

– Во рву только лягушки, – заметил Пельменник. – Ты дальше иди. Туда, к сторожке Древнира, знаешь? Одно озерцо пройдешь, и вот туточки справа будет еще прудик. Неприметный такой. Раньше не видел, нет? Там попробуй!

– И что, клюет?

– Кады клюет, а кады и по мозгам! – загадочно ответил Пельменник.

Пруд, который он указал, был и правда неприметный. Маленький, заросший тиной. Со дна кое-где поднимались пузырьки воздуха. У воды Гуня заметил дубовый пень. У него мелькнула было мысль обойти пруд, чтобы не сидеть на земле, но тут пень со скрипом поднялся и поплелся к лесу.

– Фу-ты, ну-ты! – быстро сказал Гломов, сообразив, что едва не уселся на лешака.

В воде показался зеленый бок русалки. Нет, это была не Милюля, а какая-то полная одутловатая русалка из недавних утопленниц. Изредка такие объявлялись на Буяне, причем даже в закрытых его водоемах. Ягге ворчала что-то насчет днепровских омутов, с которыми давно пора разобраться, но разбираться никто не хотел, кроме воинственного Готфрида Бульонского. Но от Готфрида толку было мало. Он ничего не смыслил в магии и даже не умел плавать. Только бродил по подвалу с копьем, распугивая нежить. В результате с переизбытком русалок смирились. Изредка известный русалколюбец Поклеп подкармливал их рыбой, а потом ходил по три дня расцарапанный. Милюля была ревнива как кошка, к тому же не любила делиться.

27