Таня Гроттер и пенсне Ноя - Страница 54

– Перстень! – крикнул Ванька. – Отдайте перстень!

– С какой это радости? Пупперчик, что ли, нашелся или его тетя решила тебя усыновить? – едко поинтересовался Дурнев.

– Я улетаю! Таня в Дубодаме! Бессмертник Кощеев бросил ее в тюрьму!

Дядя Герман торжествующе воздел к потолку тощий палец:

– О! О! О! Что я говорил! Нинель, ты слышала? Гроттерша в тюрьме! Я предсказывал это, когда она была еще младенцем! Дети, которые так рано начинают ходить на горшок и так нагло таращатся на старших по званию, всегда попадают в тюрьму!

– Хм… Ну дела… Когда это они успели ее засадить? Купидон вроде только что прилетел. И Пипочка ничего про это не писала, – подозрительно спросила тетя Нинель.

– Это только что случилось. Несколько часов назад… Если я сдамся, они ее отпустят!

– Ишь, шустрые какие! Взяли и в тюрьму! – покачала головой мадам Дурнева. – Ну да во всем нужно видеть хорошие стороны. Она перестанет прилетать к нам без предупреждения. Сваливается вечно как снег на голову…

Халявий тоже хотел было что-то вякнуть в том же духе, что и Дурневы, но Ванька посмотрел на него с таким бешенством, что карлик сразу затух.

– А я что? Я существо маленькое… Я тут в карточки играю… Тузики, королики – мне чужого не надо! – забормотал он.

– Перстень! – потребовал Ванька. – Ну!.. Вы обещали!

– Юный друг мой! – назидательно начал Дурнев. – Если бы я выполнял свои обещания, то сидел бы в будке эскалатора в метро или грузил бы щебень для строительства дорог… Дорога во власть идет по головам, и оградочка у нее из костей!.. Усвой сие правило, дитятко, и не смотри на меня своими наивными глазенками!.. Эй-эй! А вот в окна стулья бросать не надо! Европакеты все-таки, да и соседи не поймут! Утихни, начинающий уголовник!.. Если тебе так хочется попасть в Дубодам – не смею тебя задерживать!

Ванька недоверчиво уставился на него:

– Вы что, действительно отдадите перстень?

– Да, пожалуйста… Мне тут буйные не нужны. Я сам буйный… – Председатель В.А.М.П.И.Р. неохотно отправился в спальню, открыл сейф и бросил Ваньке его перстень.

– Фьють-фьють! Счастливой отсидки, Джончик! Учи азбуку Морзе – перестукиваться будешь. Не жди, что мы с Нинель станем тебя навещать. Разве что подкинем блок-другой сигарет.

– Я не курю, – сказал Ванька, надевая магический перстень.

– Закуришь, никуда не денешься. А там, глядишь, и сопьешься, – ласково обнадежил его Дурнев.

Ванька не ответил. Он вдруг сообразил, что у него нет пылесоса. Полететь никуда не удастся. Значит, придется телепортировать. Ванька торопливо припоминал заклинание. Дурнев и подбежавшие тетя Нинель с Халявием пораженно наблюдали, как он, не спрашивая разрешения, сдернул с кровати покрывало, обмотался им и начал быстро вращаться. Магический перстень затрещал, выбрасывая искры. Обжигающие зеленые огоньки прилипали к покрывалу. Опасавшийся белой магии Халявий громко взвизгнул и попытался забиться под диван. Но место было уже занято: под диваном сидела такса. Полтора Километра была сильно не в духе: в зубах она держала недавно украденный носок дяди Германа и собиралась защищать свой трофей до последнего вдоха.

Тогда Халявий перевернул кресло и ласточкой нырнул за него.

– Эй! А попрощаться? – насмешливо крикнул Дурнев, но Ванькины очертания уже становились прозрачными. Еще миг – и он исчез.

Тетя Нинель вздохнула:

– Зачем ты отдал ему перстень, Германчик? У тебя же были на мальчика свои планы.

– Бесполезно, – сказал Дурнев. – Мало того, что он упрямый баран, он еще и влюбленный баран. Уж я-то кое-что понимаю в людях. Скажи спасибо, что мы от него вообще отделались.

Тетя Нинель без особой радости посмотрела на мужа:

– Жалко его! У меня никогда не было сына!

– Добра-то, добра! У тебя есть я, мамуля. И этим все сказано, – утешил ее Халявий, выглядывая из-за кресла. – Пойдем-ка, братик, в карты… Только скажи мне, будь добреньким, почему у тебя туз и десятка – двадцать одно, а у меня туз и десятка – перебор? Или это от масти зависит?

Через минуту после того, как Ванька телепортировал, ожил личный зудильник тети Нинель. Он производил такие резкие звуки, что Дурнев бросил карты и подбежал к нему одновременно с женой.

На экране была Пипа.

– Мамуль, папуль, это я! Приветик! – завопила она. – Получили мое письмецо? Как тебе купидон? Правда наглый? Я самого прикольного выбрала, которого Гломов за пивом посылает.

Дурнева укоризненно уставилась на дочь:

– Гроттерша в Дубодаме, а ты мне ничего не написала! Как это называется?

– Танька? В Дубодаме?.. Ты чо? Что за глупые шутки? Да она на драконбольной тренировке! Полчаса назад утопала! – удивилась Пипа.

– А, да ты не в курсе! Ее, наверное, прямо там, на поле, арестовали, – снисходительно сказала тетя Нинель.

– Схватишь ты Гроттершу на поле, как же! Там же Гоярын с Соловьем! И она на своем контрабасе, как намыленная! Они на поле и сунуться не посмеют! Да их там перцовыми мячами накормят и штаны на голову наденут! – хикикнула Пипа.

– Но как же?.. – растерялась тетя Нинель.

– А так. Эти нахалы были тут с утра у нас в комнате. Пришли, все перевернули, а потом увидели меня и свалили… Некоторые даже через окно. А не надо было меня бесить. Знают же, что я с интуитивной магией управляться еще не умею. Как заору – их и смело! Хадсону, бедолаге, опять досталось! Кто его просил соваться? Буян на то и Буян, чтоб буянить.

– А мы вот слышали, что Гроттерша в Дубодаме! Нам Ванька сказал! Бессмертник Кощеев, или как там его, выступал по зудильнику! – торжествующе сообщил бывший депутат.