Таня Гроттер и пенсне Ноя - Страница 65

К оглавлению

65

– Эй, брысь у меня с головы! Она дорога мне как подставка для короны! – буркнул он, стряхивая с себя Халявия.

Оборотень неохотно слез. Они стояли в редком хвойном лесу, довольно ярко освещенном круглой, лишь слегка откушенной луной. С надветренной стороны донесся лязг колодезной цепи и плеск воды. Дурнев даже разглядел ветряную мельницу, издали похожую на крест.

Дурнев подозрительно огляделся. Никаких вампиров поблизости видно не было. За ними никто не гнался, никто не рычал, не скрипел зубами и не выбирался из-под земли, отваливая гробовые плиты. И самих гробовых плит как будто не обнаруживалось. Это его несколько успокоило.

Халявий тоже прислушивался и приглядывался. Он преобразился. Теперь он был в родной стихии. Его ноздри втягивали воздух, а уши ловили звуки. Наконец и внук бабы Рюхи немного расслабился.

– Узнаю дорогую родину! – заметил он. – Вот в этом вот лесочке меня как-то едва не разорвали собаки! Не любят они, то ись, оборотней. Черствые существа, тупые, никакой тонкости обращения… Прям вспоминать противно. А что я такого сделал? Ну задрал жеребенка! Что ж на меня теперь за это, сразу псов спускать? Мало того, что его мамаша едва меня не залягала.

Дядю Германа откровения Халявия не слишком заинтересовали.

– И где тут галера? – спросил он. – Что мне, по всей стране за ней бегать, а?

Оборотень снова прислушался.

– Лучше бы ты промолчал, братик! – сказал он с беспокойством.

– Почему это? – заинтересовался депутат.

– А потому! Глазки-то подними…

Халявий вскинул голову, точно не смел показать пальцем на то, что видел и что было совсем близко. Теперь уже и Дурнев слышал монотонный, убаюкивающий скрип. Показавшись из-за туч, к ним быстро приближался вытянутый деревянный корабль с одним рядом длинных весел. На борту галеры смутно золотился латинский девиз. Дядя Герман зевнул. Ему без всякой видимой причины захотелось вдруг свернуться калачиком, подложив под щеку ручки, как он делал когда-то, когда был еще примерным мальчиком. Тогда ему поддевали еще под штаны колготки, чего он не любил, зато обожал леденцы на палочке и мороженое в вафельном стаканчике. Но это уже другая длинная история.

Уключины продолжали завораживающе скрипеть. Скулы сводило в зевоте. Дурнев потер слипающиеся глаза и попытался прилечь. «Я лишь на одну минуту закрою глаза, а потом…» – подумал он, но тотчас завопил не своим голосом.

Корона графа Дракулы раскаленным обручем обожгла ему лоб и виски. Сон как рукой сняло. Дурнев вскочил и принялся расталкивать Халявия, который уже сопел в две дырочки и видел во сне если не черт знает что, то нечто очень похожее.

– Это она нас специально убаюкивает! Я, то ись, братик, знаю! – заявил Халявий, грозя галере сухоньким кулачком.

Магический корабль приблизился и завис примерно в десятке метров над их головами. Уключины перестали скрипеть – теперь поскрипывал лишь массивный деревянный руль.

– Он тебя ждет, Германчик! Пойдешь, да? – тонким голосом спросил Халявий.

– Нет, что-то мне не хочется! Я вспомнил об одном важном телефонном звонке, – сказал Дурнев.

Но сапоги решили все за него. Шпоры зазвенели, каблуки оттолкнулись – и в следующий миг Дурнев сообразил, что он уже болтается на приличной высоте, вцепившись руками в борт галеры. Делать было нечего. Подвиг сам нашел своего героя.

Дурнев поймал тонким носком сапога щель и, кое-как подтянувшись, перевалился через борт. Шпага графа зазвенела у него за поясом, и председатель В.А.М.П.И.Р. поспешно извлек ее, восприняв это как подсказку.

Дядя Герман огляделся. Длинные скамьи гребцов перед ним пустовали. Но все же шпага графа и позванивающие шпоры явно звали его еще куда-то. Не испытывая никакой тяги к геройству, Дурнев обернулся и закричал. Его пальцы сами собой впились в эфес.

Глава 13
АЗДУРАН

Таня мысленно прощалась с Тибидохсом, с преподавателями, с комнатой. Прощалась со всем, что было ей дорого. Она уже не вернется сюда. Не слишком ли большая и неразумная плата за любовь, но разве плата за любовь бывает малой? Где начинается любовь, там логика уходит в подполье.

Лишь бы вытащить Ваньку из Дубодама, а все прочее – разве это так важно? Сколько раз Ванька рисковал ради нее жизнью, сколько раз очертя голову бросался спасать ее – неужели теперь она струсит?

Таня открыла футляр и вытащила контрабас. Кроме контрабаса, в футляре было кое-что еще – узкий и страшный сверток. Даже сквозь ткань Таня ощущала мертвенный холод жезла. К его круглому завершению она так и не решилась прикоснуться.

Гробыня спросила с любопытством:

– Ты куда это собралась, моя золотая?

– Никуда.

– Не ври, Гроттерша, что никуда! У тебя слишком честные глазки, чтобы меня провести. С такими глазками даже в торговлю не берут.

– Отстань!

– Не отстану, пока не скажешь!

– Ладно… Э-э, на Лысую Гору. Хочу поискать там какую-нибудь ведьму, которая поможет Ваньке, – сказала Таня.

Гробыня поверила или сделала вид, что поверила. Во всяком случае, она ограничилась тем, что хмыкнула. Пипа бочком подобралась к Тане и таинственно зашептала:

– На Лысую Гору? Да? Хитришь, Танька, хитришь! Ну да сама виновата! Я тебя предупреждала – хочешь играть втемную, будет тебе втемную.

Успокоившись, Пипа отошла от Тани и уже совсем другим голосом, громко и назидательно сказала:

– Помяните мое слово: у этой истории точно будет дурацкий финал!

– С какой это радости? – спросила Гробыня.

– У жизненных историй всегда дурацкие финалы… Жизнь – штука бессюжетная, – заметила Пипа.

Склепова удивленно подняла брови.

65